Самость личности

Всем нам знакомы сияющие моменты ясности и равновесия, которые случаются и в нашей собственной жизни, и в жизни наших клиентов. Они возникают время от времени и продолжаются недолго. Вне зависимости от того, как мы попали в это состояние, внезапно у нас появляется ощущение внутренней наполненности, и наше сердце по-новому открывается миру, хотя секундой раньше ничего этого не было. Непрерывный, навязчивый внутренний диалог прекращается, и мы переживаем ощущение спокойного, бескрайнего пространства, как будто наш ум и сердце расширились и озарились ярким светом. Иногда эти мимолетные переживания проявляются в форме ясной и спокойной уверенности в том, что на самом деле с этим миром все в порядке, а значит и с нами – лично со мной и с вами! – тоже все хорошо, как и со всем человечеством, обреченным вечно сражаться с собственным несовершенством. Иногда нас словно накрывает волной радостного чувства единения с другими людьми, которая смывает и уносит с собой раздражение, недоверие и тоску. Мы чувствуем, что стали собой, обрели свое истинное я, свободное от внутренней какофонии, которая обычно мешает нам жить.

Большую часть жизни чаще всего мне удавалось соприкоснуться с переживаниями подобного блаженного единства с миром на баскетбольной площадке. Именно из-за этих недолговечных моментов, когда я входил в состояние, в котором все внутренние критики умолкали, а тело само знало, что ему делать, с годами у меня развилась баскетбольная зависимость. Я обретал безоговорочную уверенность в своих способностях, переживал ощущение радости и благоговения перед спонтанностью бытия здесь и сейчас.

Став семейным терапевтом, я стремился ощутить нечто подобное во время сессий с клиентами. Однако, работа казалась мне тяжелой, вызывала фрустрацию и забирала энергию. Я полагал, что должен изменить внутреннюю структуру обращавшихся ко мне семей, используя силу собственной личности, наладить нарушенные взаимоотношения и избавить клиентов от блоков в их коммуникативных паттернах. Я думал, что мне необходимо изменить моих клиентов исключительно с помощью силы воли и интеллекта. Я считал, что должен разгадать скрытый смысл их симптомов, найти решение проблемы и помочь им сделать выбор. К тому же, в мои задачи входило еще и создание мотивации для выполнения домашних заданий, которые я им давал, а также умение не испытывать раздражения, когда они это домашнее задание не делали. Я испытывал не пиковые переживания, а постоянное выгорание, считая себя ответственным за то, чтобы в жизни моих клиентов происходили перемены, причем происходили быстро.

Затем, в начале 1980-х, я стал замечать, что, когда прошу некоторых клиентов с пищевыми расстройствами описать, что с ними происходит во время приступов переедания и последующего вызывания рвоты, они рассказывают о продолжительных внутренних диалогах между тем, что они называли разными частями своей личности. Я был заинтригован. Одна из моих клиенток, Диана, спросила у пессимистической части личности, почему та все время повторяет ей, что она безнадежна. Голос ответил, что говорит такие вещи, чтобы она никогда не совершала рискованных поступков, и таким образом защищает ее от возможной боли. Это взаимодействие показалось мне перспективным. Если у внутреннего пессимиста действительно благие намерения, то у Дианы есть возможность договориться с ним и отвести ему другую роль, подумал я. Проблема была в том, что Диана не желала договариваться. Она злилась на этот голос и повторяла, чтобы тот оставил ее в покое. Когда я спросил Диану, почему она так грубо с ним обращается, та разразилась долгой тирадой о том, как голос мешает ей на каждом шагу, превращая жизнь в бесконечную полосу препятствий.

И тут я внезапно понял, что на самом деле говорю не с Дианой, а с той частью, которая постоянно борется с пессимистом. Ранее Диана уже рассказывала мне, что внутри нее идет постоянная война между голосом, который подталкивает ее к достижениям, и пессимистом, который твердит ей, что это все бесполезно. Возможно, первая, более агрессивная часть вышла на поверхность, пока Диана пыталась говорить с пессимистом?

Я попросил Диану сфокусироваться на голосе, который сердился на пессимиста, и попросить его не мешать ей вести переговоры с пессимистом. К моему удивлению, голос согласился «отойти в сторону», Диана тут же перестала испытывать по отношению к пессимисту гнев, еще недавно полностью владевший ею. Я спросил Диану, что она сейчас чувствует по отношению к пессимисту, и мне показалось, что ответил совсем другой человек! Спокойным, полным нежности голосом она сказала, что благодарна пессимисту за то, что тот пытается защитить ее, и что ей очень жаль, что ему все время приходится трудиться. У нее сильно изменились выражение лица и поза, вся она словно наполнилась мягким сочувствием. С этого момента переговоры с внутренним пессимистом протекали легко.

Я попробовал применить процедуру «отхода в сторону» при работе с другими клиентами. Иногда нам приходилось просить два или три голоса не вмешиваться в переговоры, и только после этого клиент входил в то же состояние, что Диана, но рано или поздно мы обязательно туда попадали. Когда клиенты входили в это спокойное, полное сострадания состояние, я спрашивал у них, какой голос или какая часть присутствует здесь и сейчас. Все они отвечали мне что-то вроде: «Это не часть, и не голос. Скорее, это я настоящий. Тот, кем я на самом деле являюсь».

Следующие два десятилетия я посвятил разработке методов, помогающих клиентам обретать это состояние, а также практиковался в том, чтобы входить в это состояние самому, поскольку обнаружил, что главным фактором, влияющим на то, насколько быстро клиенты могут получить доступ к своей Самости*, является степень моей собственной соединенности с Самостью. Если я сам способен ощущать глубокое присутствие, идущее изнутри, не тревожиться о том, что я делаю, кто контролирует процесс терапии или о том, правильные ли с терапевтической точки зрения вопросы решает мой клиент, то и реакция моих клиентов говорит о том, что моя связь с Самостью становится для них своего рода камертоном и помогает пробудить подобную связь внутри себя. Каждый клиент стремится соединиться именно с глубоким, истинным и наполненным верой присутствием терапевта – терапевта, без лишнего личного груза и багажа.

Моя первая встреча с клиенткой по имени Марджи, страдающей анорексией, произошла в реабилитационном центре, где я работаю психологом-консультантом. Марджи боролась с анорексией уже 19 лет и обнаружила, что как только начинает лучше относиться к себе, то сразу же перестает есть. Перед сессией с ней я сфокусировался на собственном внутреннем мире, чтобы найти центр, и услышал хорошо знакомый голос страха, который сказал мне, что эта клиентка явно очень уязвима, и я не должен делать ничего, что могло бы ее расстроить. Я сказал этой части себя, что постараюсь быть очень внимательным к состоянию клиентки, попросил довериться мне и позволить моему сердцу открыться. Сконцентрировавшись на области сердца, я ощутил, как с приближением начала сессии образовавшаяся на нем защитная корка постепенно тает. Появляются приятные ощущения в области груди и живота, вибрирующая энергия в руках и ногах. Когда Марджи заходит в кабинет и садится напротив меня, я спокоен и уверен в себе.

Выглядит она просто чудовищно, из носа торчит трубка, по которой поступает питание. Движения скованные и угловатые, во взгляде читается беспокойство. Стоит мне увидеть ее, как я ощущаю огромное сострадание к ней и глубокое уважение к тем частям, которые относятся ко мне с недоверием и, возможно, не хотят работать со мной. Я не рассчитываю на какой-то конкретный результат от этой сессии. Мне хочется помочь Марджи, но я готов к тому, что она может не захотеть открыться мне. Мне любопытно, что является причиной ее анорексии все эти годы, но вместе с тем я точно знаю, что причина очень веская. Чувствую, как энергия безо всяких слов выходит из моего сердечного центра и устремляется к ней, верю, что на каком-то уровне она тоже сможет почувствовать это. Я уверен, что если мне удастся и дальше пребывать в этом состоянии, то, что должно случиться произойдет само собой, и мне не надо будет делать что-то специально.

Я представляюсь и говорю клиентке, что хорошо умею помогать людям, у которых есть части, заставляющие их отказываться от еды. Потом спрашиваю у Марджи, где находится голос анорексии в ее теле, и что она чувствует по отношению к нему. Она прикрывает глаза, говорит, что голос находится в желудке, и что она злится на него. Добавляет, что голос собирается убить ее, и что она ничего не может с этим поделать. Приступ страха сжимает меня изнутри, и знакомый голос внутри меня произносит: «Он хочет убить ее и пока что у него все получается! А вдруг ты скажешь что-то такое, от чего он станет действовать еще активнее?» И вновь я быстро успокаиваю свой страх, говоря: «Доверься мне! Помни, что если я сохраняю присутствие, то всегда происходит нечто хорошее». Живот тут же расслабляется, и я ощущаю в теле мягкую, текучую энергию.

Спокойным, уверенным голосом я говорю Марджи: «Вы имеете полное право злиться на ту часть, которая представляет собой расстройство пищевого поведения, потому что она говорит, что хочет испортить вам жизнь или даже убить вас. Но сейчас мы просто хотим получше узнать ее, а это сложно сделать, пока вы злитесь. Мы не будем давать ей больше сил, просто узнаем поподробнее, почему она хочет убить вас. Давайте посмотрим, захочет ли та часть, которая злится, довериться мне и вам на несколько минут. Посмотрим, захочет ли она немного расслабиться и просто понаблюдать за тем, как мы будем знакомиться с частью, отвечающей за анорексию». Марджи соглашается, я спрашиваю, что она сейчас чувствует по отношению к анорексии, а она отвечает, что устала сопротивляться ей. Я предлагаю ей попросить и эту часть расслабиться и отойти в сторону, а затем проделать то же самое еще с одной частью, которую очень беспокоит анорексия. Удивительно, но каждый раз, когда она просит очередную часть отойти в сторону, та слушается Марджи, несмотря на ее тяжелое состояние. Наконец, на мой вопрос «что вы сейчас чувствуете по отношению к части, отвечающей за анорексию?», она отвечает полным сочувствия голосом «Кажется, я хочу помочь ей».

В тот момент во время сессии, когда клиент внезапно получает какую-то степень доступа к Самости, у меня всегда по коже бегут мурашки. До этой секунды мне приходилось постоянно успокаивать мой страх и моего собственного внутреннего пессимиста, которые с появлением каждой новой части Марджи все больше убеждались в том, что я никогда не смогу помочь клиентке с такой тяжелой симптоматикой и с такой степенью истощения получить доступ к Самости. В момент, когда проявляется сострадательное Я Марджи, все мои части наконец расслабляются и отходят в сторону, потому что я по опыту знаю, что оставшаяся часть сессии пройдет гладко.

Как же я перестал бояться заниматься терапией, надеяться, что клиент отменит сессию и находиться в состоянии хронического опустошения, и начал получать удовольствие от терапии и относиться к ней как к духовной практике, полной переживаний единства и вызывающей благоговение красоты? Как после насыщенной сессии с клиентом мне удается чувствовать себя словно после часа медитации? Как занятия терапией заменили мне игру в баскетбол и стали важнейшим источником состояния потока?

Если отвечать на эти вопросы кратко, то я бы сказал, что с годами я научился доверять исцеляющей силе того, что я называю Самостью, как в моих клиентах, так и в себе самом. Когда в кабинете накапливается критическая масса Самости, как это произошло в случае с Марджи, по моему голосу, взгляду, движениям и общей атмосфере клиенты чувствуют, что они мне глубоко небезразличны, что я знаю, что делаю, что я не буду осуждать их и люблю с ними работать. Следовательно, их внутренние защитники расслабляются, давая больше свободы их Самости, и тогда клиенты начинают относиться к себе с куда большей степенью любопытства, доверия и сострадания.

По мере того, как клиенты налаживают контакт с Самостью, спонтанно меняется характер их внутреннего диалога. Они перестают оценивать себя, перестают пытаться избавиться от громких внутренних голосов или эмоций, которые мучают их, и начинают знакомиться с ними. В такие моменты они говорят мне, что чувствуют себя «легче», что сознание кажется более «открытым» и «свободным». Даже те, кто до этого мало осознавал суть своих проблем, внезапно оказываются способны изменить траекторию собственных чувств и эмоциональной истории, проявляя удивительную ясность и понимание.

Более всего в такие моменты меня поражает не только то, что, обнаружив Самость в центре собственного существа, мои клиенты обретают понимание себя, принятие, устойчивость и личностно растут, а скорее то, что те же качества проявляют и клиенты с серьезными нарушениями, у которых обычно подобные изменения происходят нечасто. Когда я учился, в нашей профессиональной сфере было принято считать, что клиентам с действительно ужасным детством, имеющим в анамнезе жестокое насилие и отвержение, проявляющим тяжелую симптоматику, необходим терапевт, который поможет им заново выстроить функционирующее эго, создав его буквально на ровном месте. Нас учили, что у таких клиентов просто нет психологического ресурса, чтобы проделать такую работу самостоятельно, но оказалось, что, пережив ощущение собственного центра, даже эти клиенты начинают приобретать реальную силу эго, и мне не приходится делать это за них, навязывая им мои решения. Однако, практически ни одна из западных психологических теорий не может объяснить, откуда у них берется эта новообретенная, потрясающая способность к контейнированию и пониманию их внутреннего хаоса.

Чем чаще это происходит, тем больше я сталкиваюсь с тем, что изначально представляло собой вопросы духовности, о которых невозможно говорить в терминах клинической психотерапии, сфокусированной на решении проблем и снятии симптомов, нацеленной на результат. Я стал изучать литературу по духовности и религии, и обнаружил огромное количество эзотерических текстов святых, искателей, мудрых мужчин и женщин, которые подчеркивали важность медитативных и созерцательных техник для познания своего Я. (Под словом «эзотерический» я понимаю не экзотический или недоступный, а прямое значение этого слова, которое происходит от греческого «esotero», что означает «внутри»). Все эзотерические традиции внутри мировых религий – буддизма, индуизма, христианства, иудаизма, ислама – используют разную терминологию, но говорят об одном и том же: все мы – искры вечного огня, проявления абсолютной основы бытия. Оказывается, что для познания божественного внутри нас – христиане называют это душой или сознанием Христа, буддисты — природой Будды, индуисты – Атманом, даосы – Дао, суфии – Возлюбленным, квакеры – Внутренним светом – часто не требуется многолетней медитативной практики, потому что оно есть внутри всех нас, прямо под поверхностью склонных к крайностям внутренних частей. Как только они соглашаются отделиться от нас, мы внезапно получаем доступ к тому, кем мы являемся на самом деле.

Однако, я также обнаружил, что важнейшим фактором, влияющим на то, насколько быстро клиентам удается получить доступ к Самости, является степень, в которой я сам сохраняю полное присутствие и действую из Самости. Именно качество присутствия и составляет тот самый исцеляющий элемент психотерапии, вне зависимости от того, какой метод практикует или какую философию исповедует терапевт.

Однако, сохранять связь с Самостью при работе с клиентами сложно. Нам вбивают в голову такое количество идей о клиентах и о том, как работать терапевтом, что в результате мы лишь испытываем все больше страхов и отстраняемся. Руководство DSM-IV вынуждает нас концентрироваться на самых пугающих и патологических аспектах наших клиентов. Все наше обучение направлено на выработку навыка постоянно отслеживать свое состояние, чтобы не сделать чего-нибудь непрофессионального, например, чтобы не дай Бог не сказать клиентам, что мы чувствуем по отношению к ним, или не начать говорить о своей собственной жизни. Мы все время настороже, постоянно следим, чтобы клиенты не нарушили наши терапевтические границы и не смогли заглянуть за наши профессиональные маски.

Помимо того, что нас учат именно так смотреть на клиентов и относиться к ним, мы приносим в кабинет огромное количество личного багажа, который с легкостью активируется историями или поведением клиентов, и является еще одной причиной потери связи с Самостью. С этими проблемами нам придется разобраться, если мы хотим работать из Самости. Например, на заре моей работы с людьми, пережившими насилие, я предлагал им принять напуганные детские части, которые застряли во времени совершения насилия. Мои клиенты очень эмоционально описывали жуткие сцены, свидетелями которых им пришлось стать, некоторое время я слушал, а потом замечал, что отвлекаюсь на грезы или мысли о том, что мне нужно сделать вечером. Поскольку мои клиенты были поглощены собственным внутренним миром, я полагал, что неважно, насколько часто я отвлекаюсь во время работы, хотя как-то раз один из клиентов пожаловался, что я как будто не полностью присутствую в кабинете.

Но потом тяжелый личный кризис привел меня в терапию, и я провел полтора года в кабинете психотерапевта, причем большую часть времени просто плакал. Лишь тогда я наконец-то познакомился с горюющими, униженными и до смерти напуганными частями себя самого, которые до этого пытался похоронить заживо. По мере того, как я начал помогать этим раненым мальчикам, защищавшие их голоса постепенно стихли. Высокомерный интеллектуал, яростный бунтарь, мотивированный карьерист, и даже презрительные и назойливые критики, которые постоянно твердили мне о том, что я ненормальный – все эти части личности получили новые роли.

Вскоре после этого я стал замечать, что могу оставаться с клиентами даже в те моменты, когда они испытывают сильную боль, потому что я перестал бояться своей собственной боли. Если я замечаю, что начинаю отвлекаться, то могу напомнить отвлекающей меня части, что такая помощь мне больше не нужна, и тут же возвращаюсь в здесь и сейчас. Теперь мои клиенты чаще рискуют, заходят во внутренние пещеры и заглядывают в бездны, которые раньше обходили стороной, потому что чувствуют – я буду рядом с ними на протяжении всего их путешествия. Мое присутствие дает им постоянную возможность соприкасаться и принимать уязвимость, которую они пробуждают во мне, позволяя мне по-настоящему глубоко ценить их смелость, а также их страх и стыд. Все чаще и чаще я чувствую, как мне на глаза наворачиваются слезы сострадания и радости посреди сессий, и я все меньше боюсь, что клиенты заметят это и поймут, насколько они мне небезразличны.

Разумеется, все это куда сложнее, чем я говорю. Ни для кого из хотя бы наполовину честных с собой терапевтов не секрет, что клиенты пробуждают в нас так же много неприятных чувств, мыслей, вызывают у нас предрассудки, негативные ассоциации и неуместные импульсы, как и мы у них. Мы не просто, как и все остальные представители нашего вида, подвержены разнообразным потокам заразных эмоций, которые типичны для практически всех взаимодействий между людьми, но в силу нашей профессии имеем и особые слабые места. К примеру, предполагается, что мы будем идеальны – по крайней мере во время сессии – будем зрелыми, альтруистичными, восприимчивыми, спокойными, ясно мыслящими, добрыми, оптимистичными и мудрыми, насколько бы неприятно, враждебно, эгоистично, неразумно, по-детски, отчаянно не вели себя наши клиенты, отказываясь сотрудничать с нами.

У меня сессия с клиенткой, которая высоким, визгливым голосом жалуется (как это с ней часто бывает) на свою тяжелую жизнь. Чувствую острый укол раздражения. Эта женщина очень богата, у нее много слуг и большую часть времени она занимается походами по магазинам, а также ведет активную светскую жизнь. Сегодня она недовольна античной вазой, которую только что купила за 20 000 долларов и поставила в гостиной. Я же – бедный терапевт, надрываюсь на работе и едва свожу концы с концами, чтобы иметь возможность оплатить детям обучение в колледже. На самом деле я знаю, что в детстве мою клиентку постоянно отвергали и не замечали, и теперь эта одинокая маленькая девочка рыдает, в надежде что хоть кто-то обратит на нее внимание, но сейчас мне хочется заорать, чтобы она заткнулась и перестала ныть. Как мне вновь обрести равновесие, когда этот злобный голос праведного негодования так мощно проникает в мое сознание?

В другой день ко мне приходит пара – оба очень успешные, амбициозные перфекционисты. В особенности мужчина кажется мне крайне уверенным в себе, доминантным, убедительным. Так он ведет себя и в семье, и это одна из причин, почему у супругов начались разногласия. Я чувствую ту его часть, которая никому не может позволить оказаться «сильнее», включая и меня, поэтому тон нашего разговора постепенно становится напряженным, как будто он видит во мне соперника. Чувствую, как попадаюсь к нему на крючок и сам начинаю состязаться с ним, пытаясь оспорить его аргументы своими доводами. Что я могу сделать прямо сейчас, чтобы наш разговор не превратился в борьбу, из которой никому из нас не выйти победителем?

Красивая молодая девушка приходит ко мне в первый раз. Ловлю себя на том, что смотрю на нее чаще, чем на других клиентов, и в голове возникают романтические фантазии сексуального характера. Поскольку среди моих клиентов очень много жертв сексуального насилия, я слишком хорошо знаю, какой вред такие энергии могут нанести ей и еще не сформировавшемуся, между нами, доверию. По опыту я знаю, что нет смысла ругать себя за такие мимолетные приступы, и в результате просто трачу больше энергии на то, чтобы не чувствовать то, что я чувствую, чем на работу с клиенткой. Как же мне перестать смотреть на нее, как на объект, и восстановить связь с Самостью?

Изо дня в день мы подвергаемся мощным провокациям, поэтому нам необходимо найти способ оставаться хорошо заземленными и открытыми, не давая эмоциональному реагированию завладеть нами. Нам нужно научиться соприкасаться со своим центром, с самой сутью нашего существа, которая станет килем и не даст нашему кораблю перевернуться во время шторма, поможет нам скользить по волнам, не уходя под воду. Невозможно центрироваться и установить контакт с тем, что я называю Самостью – с глубинными основами нашего существа – если мы будем пытаться сглаживать, подавлять, отрицать или разрушать чувства, которые нам не нравятся в самих себе или в других людях.

Если вы хотите познать свою Самость, то вам не избежать встречи с внутренними варварами – такими нежелательным частями нас самих, как ненависть, ярость, граничащее с самоубийством отчаяние, зависимости (от наркотиков, еды или секса), расизм и другие предрассудки, а также чуть менее осуждаемыми чувствами печали, вины, депрессией, тревожностью, самоуверенностью и ненавистью к себе. Годы практики неизменно преподают мне один и тот же урок: необходимо прислушиваться и постепенно приходить к принятию этих нежелательных частей. Если нам это удастся, и мы не будем пытаться убежать от всех этих неприятных вещей, то рано или поздно сможем трансформировать их. Как ни парадоксально, но в процессе работы с клиентами терапевты испытывают огромное облегчение, когда им удается подружиться со своими мучителями и перестать постоянно ругать себя. Пройдя путем болезненных испытаний и совершив множество ошибок при работе с клиентами, я понял, что нельзя относиться к симптомам и проблемам клиентов как к эмоциональному мусору, который необходимо выбросить из системы. Зачастую случалось так, что чем сильнее я поддерживал клиентов в их попытках избавиться от разрушительной ярости и суицидальных намерений, тем более сильными и навязчивыми становились эти чувства. Иногда они на некоторое время уходили под поверхность, но лишь за тем, чтобы проявиться в другое время и в другой форме.

Напротив, оказалось, что те же деструктивные или полные стыда части реагировали куда более позитивно и доставляли намного меньше проблем, когда я начинал относиться к ним как к самостоятельным сущностям, со своей жизнью, как к реальным людям, у которых есть своя точка зрения и которые руководствуются определенной логикой. Лишь тогда, когда мне удавалось отнестись к ним со смирением и дружеским желанием понять их, я начинал осознавать, почему они причиняют столько страдания моим клиентам. Я обнаружил, что, если мне удается помочь человеку соприкоснуться с самыми тяжелыми, самыми ненавистными чувствами и желаниями, сохраняя ум и сердце открытыми, эти ретроградные эмоции оказывались не только обоснованными и необходимыми для внутренней, психологической жизни клиента, но и начинали спонтанно превращаться в нечто более доброкачественное.

Раз за разом я наблюдаю, как происходит один и тот же процесс: я помогаю клиенту начать внутренний диалог с его внутренними частями, испытывающими ужасные, осуждаемые обществом чувства, узнаю, почему эти внутренние части несут в себе столько ярости или разрушительной аутоагрессии, и постепенно эти части успокаиваются, смягчаются, а потом оказывается, что они еще и несут в себе много ценного. Во время этой работы я постоянно обнаруживаю, что ни у одного человека нет однозначно «плохих» частей. Даже самые ужасные импульсы и чувства – тяга к алкоголю, компульсивное нанесение порезов себе самому, параноидальная подозрительность, фантазии о совершении убийства – проистекают из тех частей личности, которые могут рассказать целую историю и обладают способностью стать чем-то позитивным и полезным в жизни клиента. Цель терапии состоит не в том, чтобы от чего-то избавиться, а в том, чтобы трансформировать это.

Когда я больше узнал о природе таких экстремальных частей моих клиентов и благодаря этому научился доверять исцеляющей силе их Самостей, то испытал освобождение. Пропала необходимость давать ответы на все вопросы или бороться с импульсивными желаниями клиентов. Как будто раньше я был мотором и пытался провести катер терапии через шторма и огромные волны, а потом мне вдруг удалось выбраться на палубу, поднять парус и позволить мудрому и ласковому ветру нести меня и моих клиентов в совершенно непредсказуемом направлении. Поначалу мне было очень нелегко отпустить желание контролировать происходящее и перестать ставить конкретные цели для каждой сессии, но теперь я наслаждаюсь духом приключений, которым проникнута моя работа. Если по-настоящему доверяешь потоку, то ему легко следовать.

Сбросив с плеч избыточный груз ответственности, я обнаружил, что снова могу дышать! Наконец-то расслабившись и отодвинув в сторону все свои внутренние диагнозы, стратегии, техники и мотивации, я смог просто наслаждаться тем, что я такой, какой есть. По иронии судьбы клиенты тоже получают куда больше удовольствия от общения со мной и испытывают меньшую степень сопротивления, когда я так себя веду, потому что чувствуют мою естественность и отсутствие каких-либо четких целей, которых нужно достичь любой ценой. Со временем клиенты начинают наслаждаться связью между нашими Самостями, которую они чувствуют, если я по-настоящему присутствую.

Однако поддерживать присутствие такого качества очень сложно. Мало того, что клиенты задевают те или иные внутренние части терапевта, так ведь есть еще и ваша внешняя жизнь, которые тоже активирует больные точки. Фундаментальная работа одного из ведущих специалистов по психологии развития Джона Готмэна показала, что именно способность восстанавливать отношения с близкими людьми после неизбежных разрывов и составляет основу близости и успешных отношений – то же самое происходит и в наших отношениях с клиентами. Терапия практически всегда непохожа на чудесный, непрерывный танец для двоих между терапевтом и клиентом. Чаще всего она скорее похожа на череду мелких дорожно-транспортных происшествий и опасных для жизни аварий, а время от времени – настоящих крушений. Терапевтическая работа продвигается именно благодаря этим разрывам – непониманию, растерянности, непроявленным конфликтам, борьбе за власть и разочарованиям, которые происходят как внутри клиента и терапевта, так и непосредственно между ними. Затем эти разрывы преодолеваются, и благодаря чередованию разрывов и восстановления и происходит прогресс в терапии.

Однако, иногда терапевты забывают, что не только клиент может неправильно понимать их и импульсивно реагировать. Терапевты, работающие в том же подходе, что и я, считают аксиомой следующее: каждый раз, если в терапии возникает проблема, значит, в работу вмешивается какая-то часть, но мы никогда не знаем, кому она принадлежит. Иногда активизируются своенравные, гневные, испытывающие страх или заблуждающиеся части нашего клиента. Между тем, не менее вероятен и другой вариант: в игру включились защитные части терапевта, он сам этого не осознает, а клиент просто реагирует на разрыв контакта.

Как же нам оставаться надежно заземленными и открытыми, несмотря на все эти мощные провокации, которым мы подвергаемся день за днем? Для этого мы должны уметь соединяться с тем, что находится в самом центре нашего существа.

Как всегда, встречаю Марину, жертву изнасилования, в дверях перед началом очередной сессии, и тут же понимаю, что она просто в ярости. «На последней сессии вас вообще как будто не было в кабинете – вы просто отсутствовали!», – кричит она, а потом разражается долгой тирадой о том, как жестоко с моей стороны было довести ее до эмоционально уязвимого состояния, а потом бросить. «Вы просто бессердечная сволочь!», – брызжа слюной, подводит итог вышесказанному она.

Столкновение лицом к лицу с разъяренной женщиной, особенно, если она злится именно на меня, всегда приводит меня в жутко тревожное состояние, как будто в голове на разные голоса начинают завывать сирены, а тело бьют электрические разряды. Тем временем я понимающе киваю, пытаюсь выглядеть невозмутимо и выиграть время, чтобы восстановить дыхание и выдать адекватную реакцию. В моей голове тут же раздается оглушительный голос: «А чего ты ожидал, жертвы насилия рано или поздно всегда начинают винить во всем своих терапевтов. Это просто проекция – ты наконец-то занял место насильника!» Другой возмущенный член моей внутренней семьи подхватывает: «Какая черная неблагодарность! Ты снизил ей оплату, разрешил приходить в неудобное для тебя время, и чем она тебе отплатила?». Внутренний истерик начинает вопить: «О боже, да она же пограничница! Она разрушит твою карьеру! Опасность! Опасность!» Затем в игру вступают мои внутренние критики всех мастей и заводят старую песню: «А вдруг она права? Наверное, ты и правда потерял концентрацию! Ну почему ты не можешь просто быть рядом, когда ты так нужен своим клиентам? И какой же ты после этого терапевт? Может тебе стоит поискать себя в какой-нибудь другой сфере деятельности?»

Несколько лет назад одна из этих частей наверняка взяла бы верх над остальными, и я бы перешел в режим глухой обороны – постарался бы свести к минимуму проявления чувств у клиентки, стал бы говорить снисходительным тоном мудрого доктора и невзначай дал бы ей понять, что она ошиблась и неверно оценила ситуацию. Мог бы принести извинения, но не искренне, что бы привело ее в еще большую ярость. Мог бы встать на позицию одного из моих внутренних критиков, встать на колени и извиняться до посинения, твердя, что допустил совершенно непростительную ошибку.

Теперь я быстро утихомириваю эти части, прошу их отойти в сторону и дать мне прислушаться к тому, что говорит Марина. Раньше я бы растерялся, потерял контроль, мне бы казалось, что разные аспекты Дика Шварца скачут по комнате из угла в угол, а теперь я остаюсь глубоко и надежно укорененным в теле, в буквальном смысле этого слова. Внезапно я чувствую, что спонтанно выхожу из ступора и открываюсь ей. Теперь я чувствую боль в ее голосе, и мне уже не нужно держать удар или приниматься утешать ее.

Теперь я вижу маленькую, обиженную девочку и могу искренне говорить с ней, выразить искреннее сожаление о том, что ей пришлось испытать такую боль. «Я вижу, что во время нашей прошлой встречи что-то произошло, и вам от этого очень плохо», – говорю я. «Я не помню, что произошло, но я вижу, что вас это очень задело, и мне жаль, что так вышло. Иногда я и правда время от времени отключаюсь, но постараюсь следить за собой и относиться к этому серьезнее». Она тут же успокаивается, потому что я не пытаюсь спорить с ней, успокаивать ее, переубеждать или пытаться взглянуть на все моими глазами. Весь наш дальнейший разговор проходит на совсем другом уровне, потому что она чувствует, что ее слышат и видят. Контакт после разрыва восстановлен, и мы можем работать с теми частями, которые так злы и обижены на меня.

Обычно мне довольно быстро удается успокоить своих защитников, не только благодаря использованию техники, когда я прошу их «отойти в сторону», но и потому что я проделал другую работу для того, чтобы мои внутренние части отвечали на мои просьбы. Гнев других людей не так сильно сказывается на мне, потому что я провел довольно много времени, держа на руках и исцеляя детские, хрупкие части себя самого, те части, которые привыкли испытывать ужас от приступов гнева у окружающих. Поскольку меня не так легко обидеть, моим внутренним защитникам и критикам уже нет нужды все время вставать на мою защиту. Также я много упражнялся в том, как показать этим защитным частям, насколько все лучше получается, если они позволяют мне, точнее моей Самости, быть лидером.

На обучающих программах мы обычно предлагаем следующее упражнение: один играет роль клиента, который провоцирует терапевта до тех пор, пока на передний план не выходит какая-то из частей. Затем терапевт определяет эту часть, работает с ней, а потом просит ее позволить его Самости присутствовать даже в момент провокации. Чем больше членов моей внутренней семьи станут свидетелями проявления силы моей связи и готовности следовать за Самостью – будь то во время практики или в повседневной жизни – тем с большей готовностью они будут отходить в сторону и доверять мне самому находить выход из тех ситуаций, в которые раньше включались автоматически.

На этом пути я старался позволять самым трудным из моих клиентов становиться моими лучшими учителями. Они – мои мучители, но эти мучения многому учат меня, потому что самые трудные клиенты всегда пробивают защиты и бередят самые глубокие раны, нуждающиеся в исцелении. Эти клиенты также дают возможность посмотреть, что будет, если я не попадусь на их удочку, а сохраню связь с Самостью. Крайне сложно не забывать об исцеляющем потенциале присутствия и открытости в наше время, когда терапия стала вопросом владения той или иной техникой, когда методология расписана в учебниках, когда фармацевтические компании постоянно занимаются пропагандой, а страховая медицина почти полностью перешла на так называемые «легкие» формы терапии. Однако, нашим самым главным ресурсом остается умение проявлять терпение и быть рядом с клиентами, не теряя контакта с самой сутью нашего существа. Я на своем опыте убедился, что если я полностью доверяю силе моей Самости, то смогу поверить и в силу Самости моего клиента. Если я могу проявлять уверенность, сострадание и любопытство, то и мой клиент рано или поздно станет проявлять эти качества, и тогда большую часть времени мы будем проводить в потоке свободно протекающей, между нами, энергии. Когда это происходит, мы оба исцеляемся.

Когда вам удается настроиться на клиента, сессия превращается в поток, и работа происходит без усилий, сама собой – как будто в кабинете происходит нечто чудесное без нашего с вами участия. Я даже не думаю, что говорить – правильные слова просто срываются с губ, как будто через меня говорит кто-то другой. После сессии я полон энергии, как будто только что провел час в медитации, а не делал тяжелую клиническую работу. В каком-то смысле, разумеется, я и правда пребывал в состоянии медитации – состоянии глубокой внимательности, воплощенного внимания, центрированной осознанности и внутреннего покоя. Даже по прошествии стольких лет я до сих пор испытываю благоговение, когда вместе с клиентом соединяюсь с чем-то большим, чем-то высшим, чем мы оба.

* термин «Самость» (в оригинале The Larger Self, Self) используется автором вне контекста юнгианского анализа и обозначает высший аспект сознания, известный под разными названиями в различных психологических подходах и религиозных традициях. Аспект личности, не обусловленный травматизацией.

Ричард Шварц, Ph.D.

Оригинал статьи: https://www.selfleadership.org/the-larger-self.html